Надо отдать должное замечательному архитектору – Ээро Сааринену: подавляющее большинство его творений производит положительное впечатление. Чувствуется полет творческой, искрометной фантазии в ажурных Воротах Запада в Сент-Луисе, в красивом терминале TWA в аэропорту Кеннеди и в элегантном Вашингтонском аэропорту. Сделано все с любовью и знанием дела. Архитектурные творения можно смело называть произведениями искусства ХХ века.
Сложности возникают тогда, когда дело доходит до храмового строительства. Здесь модернизм далеко не всегда уместен и нужен. Ибо любое вероисповедание имеет наработанные веками традиции – некие сакральные шаблоны, с трудом поддающиеся модификации.
Невозможно модернизировать догматику и почти невозможно – устоявшийся архитектурный стиль, выработанный веками и отражающий определенный склад устоявшейся религиозной психологии.
Если поставить перед православным человеком вопрос: в какой храм он предпочтет ходить – в традиционной, с византийской конфигурацией, или в модернистскую церковь Колумбуса? – большая часть правоверных людей выберет обычный, классический храм. Даже если богослужение в этих церквях будет осуществляться совершенно одинаковое, православное. При этом вряд ли такой прихожанин сможет вразумительно сформулировать коренные причины, определившие его выбор.
Если подойти к сакральной архитектуре неформально, следуя духу соответствующего вероучения, тогда обнажится самое главное требование, предъявляемое к архитектору и рабочим: проектировщиками и строителями любого храма должны быть люди активные, верующие, не мыслящие своей жизни без церковного бытия.
Совершенно немыслимо, чтобы церковь строили случайные люди. И совершенно недопустимо, чтобы строителями были атеисты, раскольники или люди с иным вероисповеданием. Примерно так формулируются неписанные правила, если озвучить их для непосвященного человека.
Ээро Саринен – верующий человек, но он применил модернизм к такому объекту, который в модернизме вообще не нуждается. Поэтому его Северная церковь, превратившаяся в неформальный символ маленького городка, вступает в диссонанс не только с православной архитектурной традицией. Складывается впечатление, что такая форма и с духом самого христианства плохо гармонизирует.
Что есть храмовое пространство? Это – символ небесного рая, своеобразный символический филиал Царства Небесного – самого прекрасного места в метафизическом мире. Поэтому оно должно быть максимально просторным и красочным. Прихожанин не должен почувствовать себя человеком, пришедшим в тюрьму.
Входя в обычный христианский храм, человек оказывается в пространстве с высокими потолками. Исключения есть, но они вызваны финансовой стесненностью конкретной епархии, не имеющей возможности возвести большой храм, а не православной культурой как таковой. Высокий купол – символ Неба, обители Творца мироздания, находится на предельной для данного строения высоте.
Готические соборы возносились к небу не потому, что у зодчих был избыток строительного материала. Своды, рвущиеся к облакам, и дух человеческий заставляют подняться.
Высокий красочный свод генерируют торжественные, возвышенные эмоции. О некоторых древних христианских храмах, имевших высочайшие своды, даже складывались легенды: ибо высоко под куполом горели свечи, а высоких лестниц при храме не было. Поэтому возникал миф о монахах, умеющих левитировать. Только такие монахи могли зажечь высокий огонь, взлетая к паникадилу, словно птицы. «От рабства – к свободе! От стесненности – к простору!» — примерно так можно сформулировать философию храмовой архитектуры.
Но в этом храме все наоборот: низкие потолки Северной церкви создают негативные ощущения, словно человек оказался в пространстве хоть и просторного, но все ж таки склепа. Подлинное храмовое пространство создает исключительно положительные эмоции: радости и освобождения, ощущения сакрального места, где побеждены узы обрылого секулярного мира, назойливо предлагающего свои искушения.
Но под сводами этого храма витает дух некой стесненности, закабаляющей человека. У верующего человека может возникнуть смутное ощущение, что он пришел не в церковь, а в каземат, в новые подземные катакомбы, освещаемые через трещину в потолке. В этой церкви потолок давит на прихожанина, вместо того, чтобы его восхищать.
Негативные ощущения усугубляют голые, серые, бетонные стены, на которых не видно красочных росписей и традиционных икон. Посетитель Красивого загородного дома не должен забывать, что в христианской психической Ойкумене икона – это не просто цветная картинка, изображающая того или иного святого, а окно в духовный мир, в трансцендентное благое пространство, не подчиняющееся закону причин и следствий. Поэтому через икону человек обращается не только к конкретному святителю, изображенному на ней, но и к самому Христу.
Отсутствие икон – это отсутствие окон на Небо, это отсутствие небесных проемов, через которые в человеческие души просачивается благодать. Отсюда – некая психическая духота, очень характерная для протестантизма.
Неслучайно ведь украшены лепниной или росписями индусские, православные и католические строения. Неслучайной является главная деталь католического иль православного интерьера: стены, испещренные ликами христианских святых. Эти многочисленные священные изображения подчеркивают главную идею христианской религии: церковь – это не здание, не храм и не какое-то святое пространство.
Церковь – это люди, восставшие против Дьявола, те, кто близко приняли к сердцу Иисуса и осознали-таки бедственное положение человечества, доживающее свои последние тихие десятилетия или столетия (точная дата никому не известна) перед сокрушительным приходом Антихриста.
Внешний вид этого здания чувствительного религиозного человека скорее будет шокировать, чем восхищать. Маленький крестик на вершине трудно увидеть, если зрение не слишком уж острое. Поэтому у подслеповатой личности возникнет вопрос: а это еще что такое, похожее на Адмиралтейство?
Вообще говоря, храм строится не для того, чтобы украсить пейзаж или создать очередную достопримечательность, церковь строится для того, чтобы спасти конкретного человека – освободить его от уз алчности, похоти и гнева. И никакого другого предназначения у нее нет. Но это уже зависит не от здания, где осуществляется культ, а от конкретного пастыря. Хорошо, разумеется, если красивая церковь еще и благолепие для конкретной местности создает.
Внутри церковь напоминает амфитеатр, а это уже прямой вызов церковной традиции, ибо амвон всегда чуть-чуть выше церковного пола. Пусть на миллиметр, но все-таки выше. Ибо амвон – это символ приближение к сакральному миру, находящемуся всегда на высоте. Он призван возвеличивать не священника, а сакральное Слово, которое всегда нисходит к людям с высот горнего света, а не поднимается из бездн темноты.
Но в этом храме все наоборот: прихожане сидят, словно в цирке, глядя сверху вниз на пастыря. Они похожи на патрициев или богов, пришедших повеселиться, а не спасать свою душу. А священник, в свою очередь, в этом храме напоминает актера, развлекающего досужую публику. Таков диктат архетипов, подспудно гипнотизирующих человеческое сознание. А с архетипами желательно не воевать. Их влияние нужно учитывать.
Ээро Сааринен хотел поразить своим строением внешнего созерцателя, и это ему удалось: в 2000 году церковь признана Национальным историческим памятником. Но стало ли оно сакральным местом, магнитом для ангелов, это знает только Всевышний.
Замечательный, талантливый архитектор был хорошим художником и новатором, но что такое религия он понимал очень смутно. И это немудрено: всю жизнь Ээро провел среди толстосумов, людей с извращенным мировоззрением, про которых Христос высказался крайне нелицеприятно: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому человеку попасть в Царство Небесное».
Дай Бог этому хорошему человеку и Царство Небесное, и прощение всех грехов.
Нам интересно ваше мнение!