«Не может быть красоты в том, в чем нет мудрости», — заявлял архитектор, и с этим трудно не согласиться. Именно мудрость великого ученого и богослова вдохновила Булле посвятить Ньютону столь грандиозный проект, ставший к нашему времени визитной карточкой архитектора.
Кенотаф (надгробный памятник, в котором нет тела покойника) действительно поражает своим величием и размерами: диаметр кирпичной сферы – 500 метров! Такой гигант намного превосходит пирамиду Хеопса, возвышающуюся над землей лишь на 139 метров. Не исключено, что эмоциональный эффект, производимый таким исполином, тоже превзошел бы воздействие, оказываемое пирамидами, если бы проект удалось материализовать.
Архитектурный гигантизм оказывает почти психотропное воздействие на психику человека. Что хорошо понимали диктаторы, «архитекторы» авторитарных режимов. Поэтому сталинизм и гитлеризм неустанно лепил гигантов, подавлявших маленького человечка своей грандиозностью, отражавшей не силу и величие Творца мироздания, а мощь и непреклонность вождей, вознесенных на вершину политической пирамиды – олимпийцев ХХ века.
В гигантизме есть своя философия, несомненно, как и множество приверженцев из разных социальных слоев, иногда придерживающихся диаметрально противоположных мировоззрений. Но что заставило французского архитектора 18-го столетия быть предтечей того типа архитектуры, которую в ХХ веке станет материализовывать в Германии Альберт Шпеер, а в СССР – советские архитекторы, авторы грандиозного Дворца Советов? Почему кенотаф Ньютона столь грандиозен?
Непрестанные идеологические войны между религиями и государствами нивелировали к нашему времени величие и славу Ньютона. Нам трудно представить, с каким огромным пиететом относились к нему просвещенные современники. Нужно отметить, что физиком сэр Исаак стал лишь к началу ХХ века, сравнительно недавно. А в своем времени он был скорее кудесником, чем ученым.
Ньютона, в первую очередь, знали как алхимика и богослова, уж во вторую – как естествоиспытателя. Есть веские основания полагать, что начальником Монетного двора алхимик был не случайно, именно в его время английская казна пополняется несколькими тоннами золота, происхождение которого до сих пор неизвестно.
Если бы сэр Исаак узнал, что через пару веков его, виднейшего алхимика и богослова, назовут физиком, то, возможно, несказанно бы удивился или оскорбился. И, скорее всего, алхимик стал бы считать жителей ХХ века субъектами, которых сразила духовная дегенерация. Ибо физика в его время был наукой, изучающий внешние покровы Бога, Его материальное облачение, а не самостоятельной дисциплиной, как в наше время.
Гениальный ум полагал, как и многие другие философы, что внешние, материальные покровы Бога не отрицают, а дополняют. Но так как материя не может быть чем-то самостоятельным, независимым от породившего ее Духа, то и внимание ей нужно уделять не так много, как познанию самой сути вещей – духовной основы Вселенной. Именно поэтому звание физика было бы для него оскорбительным.
Слава Ньютона была столь велика, что посвященный ему грандиозный кенотаф, превосходящий египетские пирамиды, может удивить лишь нашего современника, а не ученого 18-го столетия. Ибо естествознание было целостной системой познания мира, между физикой и теологией не существовало непроницаемой перегородки. А Ньютон был именно тем человеком, который успешно реализовывал оживотворяющую целостность – в мировоззрении и успешной алхимии.
Французский архитектор, в отличие от авторитарных, советских или фашистских, был вдохновлен величием Творца и необъятного мироздания, наполненного непознанными, интригующими загадками. Именно это является первоисточником грандиозности, сквозящей через его проекты, а не желание возвеличить смертных вождей, слава которых подобна утренней, эфемерной росе. А Ньютон был тем редким магом, волшебником, в котором проявилось величие божественного ума, рассмотревшего и глубинные, духовные тайны, и чисто прагматические, физические, которые так превознесли впоследствии посредственные умы, не заметившие главного.
Приверженец и творец неоклассицизма полагал, что свет может вызывать особенное ощущение: присутствия божественного духа. Эта идея положено в основу многих проектов. Например, в гигантской сфере Ньютона ночью должен гореть сильный огонь, олицетворяющей солнце. А днем лучи дневного светила, просачивающиеся через специальные отверстия, имитирующие созвездия, будут создавать иллюзию звездного неба, освящающего и вдохновляющего своими лучами.
Именно кипарисы посажены на трехуровневом цилиндрическом основании, ибо в древней Греции и Риме эти деревья стали символом скорби и траура. Сферический портал сменял длинный темный туннель, ведший в безмерную пустоту, к саркофагу Ньютона. Здесь искусственное звездное небо должно генерировать у чувствительных личностей эффект беспредельности – особое состояние психики, пораженной грандиозностью мироздания и, как следствие, божественного ума, способного это величие воспринимать.
К счастью, реализовать столь грандиозный проект не удалось — по многим причинам. Ибо гигантизм французского архитектора носит чрезвычайно мрачный характер, подчеркивающий величие именно смерти, а не оживотворяющих божественных сил. Торжество смерти над жизнью не должно носить столь откровенный характер.
Нам интересно ваше мнение!